Поиск по сайту
Академик РАН Евгений Чойнзонов: «Прошли времена калечащей хирургии»

Академик РАН Евгений Чойнзонов: «Прошли времена калечащей хирургии»

Почему реабилитация должна стать одним из приоритетов работы онкологической службы и кто еще должен решать эту задачу? По каким направлениям практическое здравоохранение сотрудничает с немедицинскими вузами и как это помогает в развитии персонализированной медицины? Возможно ли преодолеть хронический дефицит врачей в нашей стране? На эти и другие вопросы в интервью журналу «Национальная онкологическая программа 2030» отвечает профессор Евгений Чойнзонов, директор НИИ онкологии Томского НИМЦ, заведующий кафедрой онкологии ФГБОУ ВО СибГМУ, главный внештатный специалист онколог Минздрава России по Сибирскому федеральному округу, лауреат Государственной премии РФ в области науки и технологий, заслуженный деятель науки РФ, академик РАН.

Евгений Лхамацыренович, научные разработки по реабилитации онкобольных и их успешное применение в клинической практике  – визитная карточка НИИ онкологии Томского НИМЦ. Почему именно реабилитация стала одним из приоритетов вашей работы?

– Реабилитация больных сегодня самая актуальная тема онкологической службы. И решаться вопросы реабилитации должны уже на этапе планирования лечения, определения его стратегии. К счастью, прошли те времена, когда, спасая пациента, приходилось выполнять сверхради­кальные, калечащие оперативные вмешательства. Сейчас в тренде органосберегающие операции, кото­рые позволяют сохранить не только анатомию, но и функцию того или иного органа.

Например, лечение саркомы бе­дренной кости, которое раньше сопровождалось инвалидизацией пациента, сегодня можно выполнить, проведя гипертермию патологиче­ского участка кости и органосохра­няющее оперативное вмешательство с протезированием и тем самым со­ хранить функцию конечности. Боль­ ной не только не потеряет способ­ность самостоятельно передвигаться, но и сможет вернуться к трудовой деятельности. Все чаще сегодня про­ водятся спасающие жизнь и символ женской красоты органосохраняю­щие операции при раке молочной железы. При резекции легкого мы не удаляем весь орган, а сохраняем его здоровые отделы и тем самым избавляем пациента от глубокой дыхательной недостаточности и по­стоянной кислородной поддержки. Сложно переоценить органосохра­няющие операции на гортани, по­лости рта, верхней челюсти, а также восстановление облика таких боль­ных путем реконструктивно­-пла­стических операций. Кроме эсте­тической стороны здесь речь идет о способности человека полноценно дышать, жевать, глотать, говорить. Потеря возможности говорить – это трагедия, серьезнейшая психологи­ческая травма для наших пациен­тов. Еще философы Древнего мира утверждали, что человечество готово лишиться чего угодно, но только не голоса и речи.

Еще один важный раздел нашей деятельности – сохранение репро­дуктивной функции онкологических больных, особенно молодых. Так, наши коллеги гинекологи, выпол­няя органосохраняющие операции у больных раком шейки матки с при­менением высоких медицинских технологий, добились уникальных результатов. В настоящее время 25 мальчиков и девочек рождены женщинами, полностью излечивши­мися от злокачественной опухоли. Наш институт выполняет госзадание по таким научным направлениям, как органосохраняющее лечение, реконструктивно­-пластические оперативные вмешательства, а так­ же реабилитация таких пациентов. Конечная цель нашей научно­-иссле­довательской работы – разработка методик, которые позволяют макси­мально сохранить качество жизни пациента, его социальный статус и возможность трудиться.

Какими средствами удается этого достигать? Ведь это же практически персонализированная медицина.

– Медицина и особенно реабилита­ция должны быть персонализированы. Прежде всего, мы стараемся на 100% использовать возможности имеющегося у нас современного оборудования. К примеру, в инсти­туте разработан малогабаритный бетатрон для интраоперационной лучевой терапии. Мы применяем этот бетатрон непосредственно во время операции для облучения участков с высоким риском реци­дива. Это позволяет существенно снизить процент рецидивов в зоне наибольшего риска и регионарных метастазов, максимально сохранив при этом сам орган.

Еще более наглядный пример персо­нализированного лечения – изготав­ливаемые для каждого конкретного больного индивидуальные имплан­таты и эндопротезы, которые мы ис­пользуем при органосохраняющих вмешательствах. Каждый такой эн­допротез должен быть полностью конгруэнтным тому дефекту, кото­рый образуется в результате опера­ции. Только в этом случае можно рас­ считывать на восстановление облика человека и функции пострадавшего органа.

Самостоятельно справиться с этой задачей медикам не  под  силу. В частности, нужны специалисты, владеющие технологиями изготов­ления индивидуальных эндопро­тезов с помощью 3D­технологий. И в этом направлении мы активно взаимодействуем с технологически­ ми компаниями, которые занима­ются изготовлением эндопротезов, а также с ведущими вузами нашего города. Так, томские университеты – классический и политехнический, а также институт физики прочности материалов изготавливают для нас имплантаты. Томский университет систем управления и радиоэлектроники готовит обучающие программы для наших больных, лишившихся голоса после операции по поводу зло­ качественной опухоли гортани. Это наглядные примеры коллаборации, которая приносит плоды и научного порядка, и практического толка для наших пациентов.

А еще нужна коллаборация с врачами других специальностей…

– Безусловно. Задачи реабилитации должны решаться не только в онко­логической клинике. После заверше­ния комплексного или комбиниро­ванного лечения больной должен поступать в санаторий или в реаби­литационный центр для целенаправ­ленных занятий по восстановлению функции пищеварительного тракта, дыхательной и иной функции. На­ пример, множество проблем испы­тывают больные после радикально операции по поводу рака желудка – ведущего органа пищеварительной системы. У пациента могут наблю­даться значительное снижение веса, явления диспепсии, железодефицитная анемия, и для того, чтобы приве­сти все это в норму, нужна помощь профессиональных реабилитологов. Сделать это силами только онкологи­ ческой клиники невозможно.

И конечно же, реабилитационные мероприятия должны оплачиваться из средств фонда обязательного медицинского страхования, самому больному человеку это не вытянуть. К сожалению, на сегодняшний день система ОМС в вопросах реабили­тации хромает на обе ноги и имею­щегося минимума совершенно недостаточно. Есть вопросы и к нашему профессиональному сообществу: надо как можно быстрее разработать клинические рекомендации по тем или иным локализациям, по тем или иным опухолям и утвердить их че­ рез Ассоциацию онкологов России в системе Минздрава России. Эти клинические рекомендации долж­ны стать настольной книгой любого врача-­онколога.

Какие-то подвижки в этом направлении уже есть?

– Есть, безусловно. Над этим рабо­тают наши ведущие онкологиче­ские центры: НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина, МНИОИ им. П.А. Гер­ цена – филиал ФГБУ НМИЦ радиоло­гии, НМИЦ онкологии им. Н.Н. Пе­трова в Санкт­-Петербурге. В нашем институте этой проблемой занимаются специалисты-­реабилитологи, которые особенно продвинулись в области речевой и голосовой реа­билитации пациентов.

Эта крайне важная тема обсуждалась на съезде онкологов Российской Федерации в Самаре, в резолюцию которого мы внесли пункты, касаю­щиеся реабилитации пациентов по многим направлениям – раку молоч­ной железы, желудка, легкого, сарко­мам конечностей, опухолям головы и шеи, онкогинекологическому раку. Чем быстрее мы утвердим клиниче­ские рекомендации, тем быстрее до каждого конкретного больного дой­дет необходимая ему помощь.

Но кроме регламентирующих документов нужны еще материальная база и подготовленные кадры.

– С материальной базой даже про­ще. После того как была принята федеральная программа по борьбе с онкозаболеваниями, оснащенность многих региональных онкологиче­ских диспансеров поднялась на очень достойный уровень. В том числе это способствовало созданию центров амбулаторной онкологической по­ мощи – ЦАОП. Перевооружение коснулось излучательной техники, дыхательной аппаратуры, эндоско­пического оборудования. В распо­ряжении региональных онкодис­пансеров имеется все современное диагностическое оснащение: ком­пьютерные, магнитно-­резонанс­ные и позитронно-­эмиссионные томографы, маммографические установки, УЗИ­-аппараты, с помо­щью которых можно очень точно определять объем поражения и ло­кализацию опухоли.

Еще одно большое достижение оте­чественной онкологии – состоявше­еся перевооружение лабораторий патологической анатомии, которое позволило выдерживать жесткие нормативные сроки прохожде­ния материала. Сегодня, согласно установленным для лабораторий патологической анатомии срокам, биопсийный материал должен иметь заключение через четыре дня, опера­ционный материал – через 7–10 дней. Раньше мы ждали морфологическо­го заключения порядка 15–20 дней.

Вряд ли нужно объяснять, насколь­ко это критично для начала лечения или для его динамического контроля. Активно внедряются позволяющие выйти на фенотип опухоли имму­ногистохимические исследования. Но даже эти неоспоримые достиже­ния только полдела, самое главное – подготовить  высокопрофессио­нальные кадры, способные на 100% использовать все потенциальные возможности современной аппаратуры и технологий. И заниматься этим нужно постоянно, повседневно. Иначе можно говорить о трагедии двойного масштаба, когда, потра­тив средства на приобретение обо­рудования, забыли заложить их на подготовку кадров.

По некоторым регионам дефицит кадров сегодня составляет более чем 50%. Причем с врачами смеж­ных специальностей дела обстоят не намного лучше. К примеру, уже несколько лет назад надо было по­ заботиться о подготовке большего числа онкоурологов: мы видим, как растет заболеваемость раком пред­стательной железы, и при этом такой простой и информативный маркер, как ПСА, зачастую назначается па­циентам с большим опозданием.

Сегодня кадровый вопрос волнует не только медицинское сообщество, но и власть и общество в целом. И мы очень надеемся, что решение будет найдено.

Каким может быть это решение?

– Вариантов много. Например, ка­федра онкологии Сибирского госу­дарственного медицинского уни­верситета, руководителем которой я являюсь, принимает молодых док­ торов в целевую ординатуру. После обучения они должны вернуться на работу в то лечебное учрежде­ние, которое их сюда направило. Я полностью поддерживаю такой подход, за счет целевой ординату­ры отечественная онкослужба может получить достаточное количество специалистов и закрыть дефицит по разным направлениям клинической онкологии.

При этом задачи технологического перевооружения и кадровые вопро­сы должны решаться параллельно. То есть, приглашая специалиста, уч­реждение должно обеспечить его со­ временной аппаратурой, иначе зачем этого специалиста вообще готовили? И наоборот, зачем приобретать обо­рудование, на котором некому будет работать? Поэтому так важно, чтобы программа «Борьба с онкологическими заболеваниями», которая закан­чивается в 2024 г., имела продолже­ние и достаточное финансирование. Иначе мы рискуем растерять успехи, достигнутые на сегодняшний день. К сожалению, в нынешнем году мы испытываем определенные трудно­сти с приобретением лекарственных препаратов, расходных материалов. В такой специальности, как онко­логия, это недопустимо. Очень хотелось бы, чтобы вопросы диаг­ностики, лечения, реабилитации он­кологических больных оставались в приоритете и государство обраща­ло бы на них столь же пристальное внимание, как последние несколько лет.

НОП [2030]